Пьерджорджо Бранци: послевоенная Европа в объективе пионера итальянской фотожурналистики

Пьерджорджо Бранци (Piergiorgio Branzi) – один из наиболее самобытных итальянских фотографов второй половины 20-го века. В тяжёлые, но пропитанные одновременно легкомысленным духом надежды послевоенные годы на улицах европейских городов – от Парижа до Москвы – Бранци схватывал ёмкие и запоминающиеся сюжеты один за другим. Несмотря на то, что карьера его как фотографа была не слишком долгой и перерывистой, снимки Бранци будто являются квинтэссенцией работ выдающихся предшественников и современников – Анри Картье-Брессона, Дэвида Сеймура, Роберта Капы и других лучших мастеров своего времени.

Снимки Бранци сочетают в себе классическую уличную фотографию, утончённый минимализм, остроумность, а порой и поэтичность сюжетов. По стилю, духу и настроению многие фото непохожи, словно их снимали разные мастера, но неизменная меткость Бранци чувствуется в каждом снимке, будь то залитый солнцем пляж Адриатики, засыпанная снегом арена уличного цирка во Флоренции или просто грязная стена одной...

Пьерджорджо Бранци (Piergiorgio Branzi) – один из наиболее самобытных итальянских фотографов второй половины 20-го века. В тяжёлые, но пропитанные одновременно легкомысленным духом надежды послевоенные годы на улицах европейских городов – от Парижа до Москвы – Бранци схватывал ёмкие и запоминающиеся сюжеты один за другим. Несмотря на то, что карьера его как фотографа была не слишком долгой и перерывистой, снимки Бранци будто являются квинтэссенцией работ выдающихся предшественников и современников – Анри Картье-Брессона, Дэвида Сеймура, Роберта Капы и других лучших мастеров своего времени.

Снимки Бранци сочетают в себе классическую уличную фотографию, утончённый минимализм, остроумность, а порой и поэтичность сюжетов. По стилю, духу и настроению многие фото непохожи, словно их снимали разные мастера, но неизменная меткость Бранци чувствуется в каждом снимке, будь то залитый солнцем пляж Адриатики, засыпанная снегом арена уличного цирка во Флоренции или просто грязная стена одной из злачных парижских улочек. Можно видеть и типажи, к которым явно неравнодушен Бранци: спешащие по своим делам, а порой просто сидящие в кафе старушки и дети, заходящиеся во всём разнообразии бесхитростных забав или бездельничающие в полуденной скуке.

Мастер тонко чувствовал и выверял композицию, когда этому способствовала ситуация («Адриатика», «Мальчик из Искьи», «Уличный цирк», «Бар на пляже в Сенигаллии») и умел мгновенно сориентироваться, замечая ускользающий на глазах сюжет («Бульвар Севастополь», «Бурано», «Парижское метро», «Чёрная стена с котом»). В работах Бранци чувствуется страсть к тому, чтобы запечатлеть мир не только в статике, но и в движении; пускай фигуры героев чуть смазаны, как на фотографиях «Выставочный центр Fiera Milano», «Рыцарь Ла-Манчи», «Цыганский танец в Сакромонте», «Сканно» etc.

Не обходится творчество Бранци без метафор и аллюзий (абсолютно брейгелевский сюжет снимка «Пятинский район» и «Ребенок с часами», навевающий мысли о Дали). Даже во вполне репортажной серии «Москва», мастер будет раз за разом находить весьма необычные решения и ракурсы («Краны в новых микрорайонах», «Гимнастический зал МГУ»), подчёркивающие глубину авторского видения.

Самое удивительное, что судьба фотографа юному Пьерджорджо не грозила – он работал в книжном магазине своего отца и изучал право в родной Флоренции. Но одна-единственная передвижная выставка Картье-Брессона в 1952-м году навсегда изменила судьбу потрясённого Бранци. «Это был как первый раз в кино – вспоминал впоследствии уже маститый мастер – я ушёл с выставки и купил фотоаппарат. Я думал, это новый язык». Следующей ступенькой стало его знакомство с экзотическими репортажами Фоско Мараини.

Вероятно, именно оно подтолкнуло Пьерджорджо отправиться в путешествие по Италии – он хотел увидеть перемены, произошедшие со страной после войны. Общая депрессивность ещё витала в воздухе, но ростки новой, мирной жизни пробивались тут и там. Творческая жизнь Италии того времени также перерождается – кроме Бранци за фотокамеру берутся такие в будущем выдающиеся фотографы как Джанни Беренго Гардин, Марио Джакомелли и Франк Хорват, а в кино царит неореализм, который окажет огромное влияние на кинематограф и мировую культуру вообще.

После Италии Бранци доберётся до Испании, Греции, а в дальнейшем и до Франции. В офисе новообразованного агентства Magnum молодой фотограф получит наставления от того, кто вдохновил его на творчество – Анри Картье-Брессона. Впереди будет вступление в группу «формалистов-реалистов» Буссола, первые выставки, сотрудничество с популярным журналом Il Mondo…

Набравшись опыта, Пьерджорджо станет журналистом телеканала RAI и, благодаря редакционному заданию, окажется в России. За этим неожиданно последует долгий период, когда один из пионеров итальянской фотожурналистики «повесит камеру на гвоздь», увлёкшись сначала видеосъёмкой, а после заняв руководящую должность на канале. И всё это, чтобы снова вернуться к профессии тридцать лет спустя.

Парадоксально, но в годы отсутствия вклад Бранци в итальянскую фотографию ценился всё больше и больше; его персональные выставки регулярно собирали публику равно в государственных музеях и частных галереях. Формальным поводом для возвращения мастера было желание отдать дань памяти выдающемуся режиссёру и поэту Пьеру Паоло Пазолини. Впрочем, неизменные сюжеты будут повторяться в работах Бранци снова и снова, взять хоть женщин в кафе на снимках «Женщина за кофе» 1964-го года и «Кафе Les deux Magots» 2009-го.

Можно сказать, что он пренебрёг своей невероятной одарённостью в пользу других профессий, лишив мир сотен блестящих кадров, но стоит ли теперь сетовать об этом? Не лучше ли ещё раз внимательно всмотреться в каждый из немногочисленных сохранившихся снимков Пьерджорджо Бранци – от этого они для подлинных почитателей фотографии лишь ценнее.

Автор: Дмитрий Николов

Читать ещё ...
Нет доступных фотографий
Телеграм