Йозеф Судек – классик художественной фотографии, его называют «пражским поэтом». Потеряв правую руку в первую мировую, он всю жизнь снимал громоздкими камерами на деревянной треноге. Одинокий силуэт фотографа стал знаковым для Праги. Путь Судека поразителен, он достиг мировой славы, не покидая порога крохотной студии, снимая из окна свой старый сад. Его фотографии излучают свечение. Это не метафора, а уникальный авторский метод.
Прищурив глаз, он ловко орудует левой рукой. Зажав деревянный штатив между коленями выставляет его «ноги» в уровень. На штатив водружает старинную камеру с «гармошкой». Тугая крышка объектива не поддается с первого раза, приходится и тут помогать себе ногами. Выбор кадра через ладонь, как подзорную трубу, ожидание и фотография сделана.
В своей книге «Рассказы о фотографах и фотографиях» Владимир Никитин делится известной историей о Судеке. Один молодой репортёр увидел Судека у своего аппарата, который был закреплён на старой треноге. Возвращаясь со съёмки молодой человек застал ту же картину. Судек топтался рядом с фотокамерой. Отобедав, парень пошёл на свидание с девушкой, во время прогулки по мосту они так же встретили старого фотографа. Поздно вечером, проводив девушку и возвращаясь домой, уже не удивился застав мастера на том же месте. За это время был сделан всего один снимок.
Магический эффект фотографий Йозефа Судека (Josef Sudek) – не просто красивая игра слов. Исследователи его творчества говорят об их подлинном свечении. Снимки Судека напитаны солнцем, теплом, энергией. Разгадка тайны в том, что свет на его работах не статичен. Выжидая у фотокамеры часами, он использовал длительные экспозиции, чтобы уловить самые мимолётные изменения освещения, способные передать разные состояния природы, объекта. Документируя эти состояния, накладывая их одно на другое, он создавал на своих фотографиях подлинную, живую картину мира.
В его действиях не было математики. Судек доверял интуиции. Те, кто знал его десятилетиями, уверяют, он никогда не измерял экспозицию при съёмке, не использовал экспонометра (с его помощью измеряют количество света в кадре). «Экспонометром» для Судека была чашка крепкого жасминового чая, которую он заваривал, выжидая нужное время, либо две стороны пластинки любимого им Вивальди. Судек боготворил музыку. «И музыка играет!» - была его любимой фразой.
«То, что я фотографирую на музыку – это чепуха, говорит, прогуливаясь по полю со штативом под мышкой, во время съемки фильма о нём. – Но иногда на меня находит и я думаю, что всё, что я делаю совсем ни к чему, что меня уже надо сдавать в утиль. Тогда я обычно сажусь к проигрывателю и включаю какую-нибудь музыку. А после того, как немного спадёт то тоскливое настроение и я отряхнусь, думаю: «Не так всё и плохо. Подождём!». Всё-таки музыка даёт мне какой-то сдвиг».
«Некоторые люди называют фотографии Судека таинственными, загадочными, но я думаю, что это ошибка, - сказал о мастере американский журналист и фотограф Чарльз Сойер. Он встречался с Судеком лично, сделал много его портретов. – Налёт тайны исчезает, когда мы начинаем видеть его работы как попытку человека спастись от отчаяния».
В восемнадцать лет Судек был призван на фронт, в этом же возрасте получил ранение, которое спровоцировало гангрену. Правую руку пришлось ампутировать до плеча.
«Я потерял руку во время наступления. Нам приказали двигаться вперёд, и когда мы атаковали, наша собственная артиллерия начала обстреливать нас. Я почувствовал, будто камень ударил меня в правое плечо. Начал оглядываться, но всё парни, которые стояли рядом, были мертвы. Я пополз обратно к нашим окопам, соскользнул вниз. Рука начала болеть, и я потерял сознание».
Позже он горько шутил: «Война уничтожила мою руку, по крайней мере, утешаю себя тем, что потерял не голову. Это было бы хуже».
Но фотография не была для него побегом от реальности. Судек начал снимать ещё будучи подростком. Он обучался на переплётчика, чтобы приобрести профессию и увлекался фотографией. Экспериментировал с коробочными камерами. Во время службы, ещё до ранения, он отснял несколько альбомов. Фотокамера стала для него спасением в военном госпитале, в котором провёл несколько лет.
В госпитале он снимал портреты солдат. Возможно, тогда в его фотографии проникла та болезненная деликатность и отстранённость. На одном из снимков молодой раненный солдат склонил голову. В бою он лишился ноги. На переднем плане брошена пара ботинок. Силуэт размыт и окутан облаком света. Судек не показывает лиц. Общая трагедия обезличивает их.
Вернувшись с войны он также не мог найти себе места. Выручала пенсия, со временем друзья выбили ему членство в фотоклубе з небольшой стипендией. Чтобы брать заказы как фотограф, нужна была лицензия, а для этого, соответственно, диплом. Его Судек получил закончив обучение в Государственном полиграфическом училище на фотографическом отделении.
Выстраивая жизнь в обществе по новым для себя правилам, Судек символически начинает снимать реконструкцию главного символа Праги – собора Святого Вита. Усыпальница чешский королей возводилась почти шесть веков, наконец её длительное строительство близилось к завершению и Судек пытался запечатлеть своей камерой самые важные этапы.
Он досконально изучил каждый выступ, каждый витраж, каждую архитектурную деталь собора. Часами, выжидая, пытался поймать тот самый луч света. Когда солнце показывалось, Судек смешно, переваливаясь с ноги на ногу, бегал по собору, поднимая тряпкой пыль, чтобы луч в объективе камеры был красивым и графичным. Жители Праги с улыбкой не раз наблюдали, как он полами плаща разгоняет пыль, совершая свой ритуальный «танец» перед фотокамерой на улицах города.
Биографы Судека пишут о личном кризисе, который настиг фотографа в 1926 году. Со знакомыми музыкантами он отправился в турне по Италии, в которой воевал. На одном из концертов Судек исчез. Он бросился искать то самое место, тот самый фермерский дом, в который его занесли после ранения. Йозеф не объявлялся несколько месяцев. Вернувшись домой, в Прагу, он сказал, что больше не покинет её.
«С тех пор я никуда больше не ездил и не поеду. Что мне искать, если я не нашёл того, что хотел».
Он купит у местного фотографа старый деревянный домик-студию на отшибе. Когда-то в нём снимали солдат из казарм поблизости, но часть закрыли.
«Никто не пойдёт сюда, чтобы сфотографироваться» - предупредил коллега.
«Именно поэтому я его и покупаю», - такой был ответ.
Кривая яблоня, несколько каштанов, дребезжащее оконное стекло в качестве обрамления того, что он видит каждый день. Судек снимал свой сад, как он его громко называл, в дождь, снег, туман, во время вечерних сумерек, на рассвете. В крохотном пятачке пространства он сосредоточил целый мир и показал, насколько тот многообразен.
Деревья он называл «спящими гигантами», умел так снять их после летнего ливня, что сотни переливов дождевых капель превращали запущенный садовый уголок с парой ажурных стульев в сказочный мир.
Достичь такого слияния с природой помогала глубокая концентрация. Судек жил изгоем в своём деревянном домике вместе с сестрой Боженой, которая была его ассистентом. По вторникам он принимал тут самых близких друзей, устраивая посиделки с классической музыкой под сенью деревьев.
«Когда я хочу достичь совершенства в чём-то, я остаюсь в одиночестве. Мой магический сад, действительно, полон магии. Я себя чувствую в нём как дома. Я снял его после вечернего дождя, когда уже начало смеркаться. Эта всепоглощающая тишина, я пытался её запечатлеть».
После личного кризиса на фотографиях Судека станет ещё меньше людей. Ему трудно будет достичь близости, слишком болезненным оказалось прошлое. Он обратит своё внимание на натюрморты.
«Я люблю жизнь объектов. Когда дети ложатся спать, предметы оживают. Мне нравится рассказывать истории о жизни неодушевлённых предметов».
Он снимал самые простые бытовые вещи, пытаясь проникнуть в их сут. Его интерес к неодушевлённому миру помог ему творить в период немецкой оккупации Чехии. Тогда фотограф практически не покидал своей студии, либо документировал ночную тревожную Прагу сквозь запотевшие стёкла окна.
Его не интересовал прогресс, он по-прежнему таскал на плече тяжёлую камеру на треноге. Поразившись снимком старого мастера, который выглядел как «живой», отныне делал отпечатки фотографий только контактным способом – отказавшись от увеличенных копий, печатая снимки в размере негатива. Настойчивость в личном видении помогла ему стать тем, кем мы его знаем сейчас.
Первая персональная выставка Судека в 1933 году прошла успешно. Книга о соборе сделала его знаменитостью в своём кругу. Судеку стали заказывать рекламу, посыпались коммерческие заказы, публикации в журналах. В 1956 году, когда фотографу исполнилось шестьдесят лет, была издана большая монография его творчества. Полушутя, полусерьезно он сказал сестре: «Теперь денег хватит, можно начинать работать». Работы Судека в Америке появились в 1974 году на крупной ретроспективной выставке. Он лично курировал подготовку выставки в честь своего 80-летия, которая вначале прошла в Праге, позже в Лондоне. Говорят, он будто чувствовал, что это последняя его прижизненная экспозиция. Фотографа не стало спустя пять месяцев, в сентябре у него случился сердечный приступ, Судек умер по пути в больницу.
Деревянный домик, который более тридцати лет был его вдохновением и алхимической мастерской, сгорел в 1985 году, но в 2000-х был восстановлен. Сейчас в нём находится музей фотографа, у посетителей есть возможность заглянуть в то самое легендарное окошко и унести в памяти частичку любимого Судеком мира.
