Ирвин Пенн (Irving Penn) – самый «тихий» фотограф, который практически не давал интервью, но создал неповторимые иконические образы. Несмотря на культовый статус, известность и самый продолжительный стаж работы в мировом глянце, Пенн был и остаётся «вещью в себе». Его новаторское творчество шло в разрез с модными канонами того времени, но сейчас – это классика современной фотографии. Своих моделей он буквально «загонял в угол», снимая их между стенами, прижимая к поверхностям, словно пытаясь «пригвоздить», вынудить раскрыть подлинное «я». Его ренессансные натюрморты с мухами, следами разложения, снятые, словно произведения искусства, окурки шокировали тогда и восхищают сейчас. Пенн был революционером и алхимиком, опередившим своё время. Его философию изучают, а снимки подвергают рентгенографии, пытаясь раскрыть секрет уникального авторского метода фотопечати.
Даже соглашаясь на немногочисленные интервью, он предупреждал, что личная жизнь останется под запретом. Факты биографии Пенна также сдержаны, как и его фотографии. Фотограф родился в штате Нью-Джерси, в семье еврейских иммигрантов. Отец Гэршон Пенн был часовщиком, мать Соня работала медсестрой. В юности Ирвин имел твёрдое намерение стать художником. Он вступил в Школу промышленных искусств, чтобы изучать там рисунок, живопись, графику и дизайн. Его преподавателем был такой же еврей-иммигрант (из Минской губернии), на тот момент арт-директор в Harper's Bazaar – Алексей Бродович. Именно Бродович заметил невероятную одаренность и самобытность Пенна и предложил ему пройти неоплачиваемую стажировку в журнале. Вскоре Пенн уже занимался дизайном рекламы для Harper's Bazaar и рисовал иллюстрации. Когда выпала возможность перейти в штат официально, он неожиданно отказался, бросил всё и отправился на год в Мексику, чтобы стать художником.
Затея провалилась. Созданные работы его разочаровали. Запершись в ванной, он раз за разом смывал краску с холстов. Вернувшись в Нью-Йорк, Пенн решил бросить себе новый вызов и отправился на собеседование к арт-директору Vogue Александру Либерману. Вскоре он был принят на должность его ассистента по дизайну. У 26-летнего дизайнера никак не получалось донести до фотографов издания своё видение и вспыливший Либерман предложил самому взять в руки фотоаппарат и показать, как должна, по его мнению, выглядеть обложка. Возможно, вскоре он пожалел о своём совете, поскольку Пенн слишком буквально его воспринял и старался в дальнейшем не отступать от своего видения. Они часто спорили, о чём Либерман рассказал в книге Ирвина Пенна «Пассаж: отчёт о работе». Он уверял, что с Пенном было очень непросто работать.
«Я ужасно сопротивлялся ему, - вспоминал фотограф. – Если бы Либерман сказал: разве не было бы замечательно фотографировать цветы, я бы ответил, что мне наплевать на цветы».
Однако это противостояние не помешало Пенну продолжать гнуть свою линию. Снимая успешные коммерческие проекты, он мог с головой уйти в работу над серией обнаженный женских тел, далёких от модельных стандартов и снятых в гипер-формате. Модных редакторов шокировали его «архаические богини». Лишь спустя десятилетия эта серия работ была оценена по достоинству. Критиковали его странные натюрморты, страсть снимать мусор и окурки, его слишком «глянцевые» портреты аборигенов Африки и Новой Гвинеи. С большой самоотдачей он снимал свои лаконичные кадры, используя исключительно голые стены, белый или серый фон. Создавал фирменные «портреты в углу», которые стали его визитной карточкой. Пенн уверял – ограниченное пространство примиряет людям со своим «я», помогает снять маску. Немногословный фотограф не стремился доказать свою правоту, он снимал как чувствовал и был увлечён творчеством. Закрывшись в тёмной комнате, Пенн часами занимался исследованиями фотографической печати, синтезируя старые методы с современными технологиями.
Коллеги запомнили его как невероятного перфекциониста. Если Пенну необходимо было снять бьющийся хрусталь – это непременно должен был быть легендарный хрусталь Баккара. Несколько дюжин баснословно дорогих бокалов были разбиты вдребезги, пока он не сделал тот самый кадр. Если он фотографировал пояс верности для иллюстрации журнальной статьи – это непременно должен быть подлинный средневековый артефакт, который отыскали у коллекционеров. Он не терпел полумер, часто был резок, мог попросить модель уйти из студии, если его не устраивало их взаимодействие. Ведущая и модель Лорен Хаттон сказала о работе с фотографом: «Съёмка у Пенна была похожа на пребывание в Чашке Петри. У тебя был шанс эволюционировать». Софи Лорен призналась, что он уловил в ней образ красоты, неизвестный даже ей самой, помог найти своё сокровенное «я».
Несмотря на свое «отречение» от живописи, Пенн продолжал мыслить концептуально мыслить, как художник. Ассистентка фотографа Филлис Посник как-то сказала: «Люди пытаются копировать его, но у них ничего не получается. Никто не может воссоздать картину Пенна, потому что она была у него в голове. Это свет, ракурс, подход, его интеллект. Нужно быть Пенном, чтобы снимать как Пенн».
За свою полувековую карьеру Ирвин Пенн снял около 150 обложек для Vogue, выпустил девять книг. В 65 лет, даже не думая о выходе на пенсию, он увлекся натюрмортом. Создавал невероятные композиции из костей животных, металлических деталей, фруктов. Снял серию портретов художников своего поколения, а в 1985 году после 43-летнего перерыва вновь вернулся к живописи.
До глубокой старости фотограф трудился в своей белоснежной студии на Манхэттене, которую многие в шутку называли «больницей». В ней на стенах не было ни единой фотографии, запрещалось курить, не звучала музыка, обязателен был идеальный порядок и тишина. Пенн считал, что его публичное лицо – это его работы, он был неприметен, тихо говорил, неброско одевался и изо всех сил оберегал своё заветное «спокойствие жизни».
Больше работ на сайте фотографа.
Автор: Инна Москальчук
