Кеннет Джозефсон мало известен отечественным ценителям фотографии и это совершенно незаслуженно – фигуры такого масштаба, одарённые глубочайшей проницательностью и умением творить без оглядки на общепринятые каноны, встречаются не так часто. Джозефсон, родившийся в далёком 1932-м году, сумел унаследовать от мастеров старшего поколения лаконизм изложения, помноженный на отточенность мастерства, умение замечать детали, блестяще работать с техникой и проявкой, но при этом также привнести собственное видение, которое станет впоследствии предчувствием явления концептуальной фотографии.
Забегая наперёд, можно сказать, что неслучайно в эпоху Инстаграма многие фотографы и просто случайные пользователи проводят джозефсон-челленджи, отдавая дань этому необычайному мастеру. Несмотря на то, что снимки Джозефсона были созданы с использованием аналоговых средств в эпоху предоставлявшую куда меньшие возможности фотографу, они поразительно современны и полны идей, которые увлекают цифровое поколение.
Нужно отметить, что Джозефсону вообще повезло в профессии. Во-первых, он, увлёкшись фотографией, смог поступить в Рочестерский технологический институт, где не так давно появилась двухлетняя программа для специалистов. (По окончании курса Джозефсон был призван в армию и работал в фотолаборатории на территории послевоенной Германии). Во-вторых, после увольнения он узнал, что появилась возможность пройти четырёхлетнюю программу обучения в бакалаврате на стипендиальной основе. В-третьих, закончив обучение, Джозефсон, благодаря военным льготам, окончил магистратуру в Чикаго, где встретил своих выдающихся учителей.
Но самое главное – он получил приглашение преподавать, став в итоге одним из первых фотографов, заслуживших звание профессора непосредственно по своей специальности. Одним словом, везение незаурядное, ведь в те годы фотография, если и относилась кем по оплошности к области искусств, была по определению искусством «низким», которое не могло и мечтать уравняться в правах с живописью или скульптурой.
Условно творчество Джозефсона можно разделить по времени и тематике на два периода (впрочем, один никогда не сменял другой окончательно – они развивались как будто одновременно). Первый, ранний период, начавшийся с середины 1950-х, прошёл под знаком двух наставников Джозефсона – Гарри Каллахана и Аарона Сискинда. Для человека несведущего некоторые снимки Джозефсона могут показаться неотличимыми от их работ. И Каллахан и Сискинд умели добиваться невероятного контраста между непроницаемым чёрным и слепящим белым, что не только не нарушало гармонию снимка, но было её средоточием.
Ранние работы Джозефсона также очень контрастны. Порой глубокие чёрно-серые оттенки готовы слиться воедино, но одна маленькая белая деталь, превращаясь в утончённый акцент меняет восприятие всего снимка. Вот белая тесёмка фартука, легкомысленно перерезает спину пожилой женщины, вот белые перчатки беззаботно светятся на фоне полицейского мундира. Наиболее известной работой этого периода, пожалуй, является снимок, сделанный в Чикаго в 1961-м году. Четыре человека, попавшие в объектив Джозефсона на улице, «тонут» в глубоких тенях, превратившись практически в силуэты. Однако пробивающиеся пучки солнечного света выхватывают на каждой фигуре яркие фрагменты, делая их более осязаемыми и загадочными одновременно.
Второй, условно-экспериментальный период, сложившийся к середине 1960-х открывает Джозефсона не только как умелого правопреемника, но как новатора и реформатора фотографии. Озираясь на долгий творческий путь, мастер говорил: «Я создаю фотографии, а не просто запечатлеваю действительность». Это утверждение во многом верно для всякого фотографа, даже не желающего привносить в кадр ничего извне, однако Джозефсон не только не скрывал собственного участия, но всячески подчёркивал его.
У Роберта Рождественского в стихотворении «Фотограф» прекрасно передано отношение к работе мастеров того времени:
«Ты, летописец момента, сын потрясённой Земли,
Лица, детали, приметы времени запечатли.
К ним как к бессмертью приникни… Пусть от тебя самого –
Тень на каком-нибудь снимке. Или – совсем ничего»
С начала 1960-х Джозефсон всё чаще «вторгается» в пространство снимка. Один из наиболее ранних подобных приёмов – тень фотографа, которая не просто попадает на снимок, но является важной частью композиции. То, что прежде считалось ошибкой фотографа, случайностью или небрежностью Джозефсон возводит в эталон. Взять, например, фотографию крошечного сына Мэттью от 1963-го года. Младенец в пелёнках лежит на залитой солнцем траве в тени фигуры снимающего его отца. Это не только и не столько изящное визуальное решение, но метафора, наталкивающая на размышления о природе отцовства, взрослении, детстве… Да мало ли о чём ещё.
Такой подход стал огромным шагом для фотоконцептуализма, где идея всегда равноправна форме. Но важно также, что ни одна из составляющих никогда не умалялась Джозефсоном – фотограф умел удержать гармонию, оставить снимок цельным, законченным высказыванием, изящным и глубоким одновременно.
На мичиганском фото от 1965-го года Джозефсон появляется в кадре дважды и вообще становится центром композиции. На общем плане – размытая в отражении фигура фотографа. В центре композиции, в отражении крошечного зеркала, спрятавшегося в глубине помещения, можно разглядеть лицо Джозефсона, полускрытое фотоаппаратом. Но это покуда лишь тени и отражения. Следующий шаг – фотографии, где мастер окончательно взорвёт между собой и зрителем так называемую «четвёртую стену».
Речь, конечно, о серии снимков с эффектом «дополненной реальности», на которых Джозефсон, одной рукой делая снимок, другой, видимой в кадре, взаимодействует с окружающим миром. Вот он при помощи линейки измеряет горы в Вайоминге, вот угрожает мухобойкой пролетающему над Чикаго самолёту. Но наиболее известна, конечно, серия фотографий, на которых Джозефсон прикладывает к пейзажу распечатанные снимки, в корне меняющие смысл изображения. Вот фотография облаков, приложенная к ясному небу, вот снимок корабля на фоне бескрайней морской глади. Впрочем, присутствие руки самого Джозефсона не является строго обязательным – достаточно лишь внесённого помещённым внутрь кадра снимком нового смыслового акцента. Например – фото цветущей кроны на пне старого дерева или снимок голых ветвей на фоне палой листвы.
И этим приёмы мастера не ограничиваются, отнюдь – он использует сложнейшие рекурсии, глубокомысленные визуальные рифмы и поэтичные метафоры, он играет со зрителем используя коллажи, наложение снимков и при этом умудряется сочетать серьёзность без занудства с лёгкостью без легкомысленности. Каждый сюжет, даже самый простой на первый взгляд, пробуждает в зрителе чувства сродни тем, что возникают, когда смотришь на иллюзиониста в цирке. На самом деле это прекрасное сравнение, Джозефсон – иллюзионист высшей и самой благородной пробы. Редкий дар для фотографа, редкое счастье для зрителя.
Автор: Дмитрий Николов
